Кажется, Рудольфус здесь уже бывал. Когда-то в детстве.
Но, откровенно говоря, сейчас он смотрел на всё совсем другими глазами. Словно прошлая жизнь, полная какой-то аристократической суеты вроде этой -с красивыми приёмами и крайне уважаемой публикой действительно была где-то очень далеко... А была ли? Последние два года буквально выпали из неё. Время не стояло на месте, успев порядком поменять то, что окружало тех, кого знал Лестрейндж. А у него за этот период лишь место стажёра в Министерстве сменилось полноценной работой - и то это событие потерялось в испытаниях, которым его подвергал собственный отец.
Да и не только оно. Сам Рудольфус ощущал себя каким-то потерянным что на этом приёме, о котором вообще можно рассказать отдельную историю, что в целом.
Получив приглашения, подписанное Беллатрисой Блэк, Глава семьи Лестрейнджей ни секунды не раздумывая решил, что всё семейство проявит уважение к Блэкам и поздравит именинницу. Только сам Рудольфус ощутил неприятный укол совести.
В своём решении встать в ряды Пожирателей он не засомневался ни разу и ни на секунду, даже когда долгие месяцы отец, пытавшийся научить его закрывать разум от чужого вторжения, вытягивал из него самые личные воспоминания, словно разматывая клубок ниток. Он никогда, ни разу не упрекнул сына: всё это не стоило внимания на фоне цели, что оправдывала средства, и всё же Рудольфус ощущал, что кое в чем его мнение его отца о нём расходилось с действительностью. Но хуже всего то, что пережив снова яркие моменты прошлого, которыми меньше всего хотелось делиться, так, словно это было наяву, единственное, на что у него хватало сил - это лечь на кровать и невидящим взглядом смотреть в потолок, пока не сморит сон. И, что характерно, последний обычно никак не шёл, несмотря на полное отсутствие сил: что физических, что моральных.
Так вот, Рудольфус просто-напросто не ответил на письма от Беллатрисы.
Просто-напросто не ответил. И сейчас отправился к Блэкам на приём. Но это было ещё не всё.
Рудо всегда знал, что этот день настанет. День, который ждёт всех детей из чистокровных семей. Не так давно, буквально перед тем, как прилетела сова с приглашениями от Блэков, Лестрейндж-старший решил, что вполне подросшему наследнику рода как-то не к лицу уже ходить неженатым. Тем более, что, вроде как, был уже вполне удовлетворён подготовкой сына, которая серьёзно мешала бы жизни новой ячейки чистокровного общества и, а Рудольфусу оставалось только в скором времени быть лично представленным Тёмному лорду.
Так вот, саму весть о своей скорой свадьбе (нет, то было вовсе не поводом задуматься, а распоряжением) Лестрейндж воспринял...никак. Пока ещё не верилось в своё возвращение в обычную жизнь и всё ощущалось как-то безэмоционально. Правда, радовало то, что отец был достаточно лоялен к выбору невесты, склонившись к тому, чтобы не выбирать за сына, а лишь оценить его выбор.
Рудо сам не знал, как в этот момент намеревался решать ту заминку, что возникла в его общении со старшей дочерью Блэков, но на так кстати организованный приём Лестрейндж-старший потащил семью заранее. Чтобы, не отвлекая хозяев от торжества, заранее договориться о свадьбе Рудольфуса и Беллатрисы.
Не то, чтобы парень нервничал: родители пока-ещё-мисс-Блэк с энтузиазмом поддержали эту инициативу, и в сущности все было уже решено. Но Рудо уговорил не объявлять об этом во всеуслышание, намереваясь поговорить с Беллатрисой лично. Потому что, хоть такое и было нормой, но будущая жена Рудольфуса не будет подобием мебели, которую просто перевезут из одного дома в другой. Во всяком случае, понимая, что ему придётся сейчас взять ответственность за кого-то ещё на себя, Рудо намеревался выстроить нормальную семью, вне зависимости от обстоятельств, которые её образуют. А значит, что он будет прислушиваться к тому, что думает, чувствует и хочет Беллатриса.
Но даже эти грандиозные планы немного омрачала ситуация с письмами, так и оставшимися без ответа. Лестрейндж сам не мог объяснить, почему сам так и не написал - пусть даже спустя год. Наверное, у писем есть срок давности - особенно у дружеских. Или ему так казалось.
Людей было много - действительно много. Часть из них Рудо знал. Часть казалась смутно знакомыми. Кое-кого он видел впервые, но суля по тому, как отец оживлённо поддерживал с ними беседу, это упущение только со стороны Рудольфуса. Но в целом гости и происходящее интересовали его мало. Парадоксально, но часть вечера Лестрейндж безуспешно пытался найти в собравшихся его виновницу, старательно не попадая в поле зрения бывшего декана. И здесь ему, сама того не зная, помогла Друэлла, объявив о том, что самое время танцевать. Часть присутствующих моментально расступились с центра зала, кажется, не разделив энтузиазма хозяйки, и парень увидел будущую миссис Лестрейндж, которая пока о том не знала.
- С днём рождения, - выбросив из головы мысли о тех самых письмах и подойдя к девушке, произнёс Рудольфус. Согнать с лица серьёзный вид не удавалось, хотя Лестрейндж и понимал, что тут очень кстати пришлась бы улыбка, - Прекрасно выглядишь, - добавил он, совершенно искренне.
С момента своего выпуска - а прошло уже больше двух лет - он ни разу не видел Беллатрису. И та даже в свои пятнадцать будучи очень заметной девушкой, сейчас стала настоящей красавицей. Невозможно было не думать об этом в отношении будущей жены. И очередное напоминание о том, насколько много прошло мимо него последнее время.
- Не откажешься со мной потанцевать? - спросил её Рудо, протягивая руку и, сжав в ней ладонь невесты, вывел девушку на свободное место, положив вторую руку ей на талию.

Конечно, Рудольфус заметил реакцию явно не испытавшей радостных чувств при его виде Беллатрисы. Но только не теряться же от мечущего молнии взгляда девушки, к тому же при её сёстрах, которым Лестрейндж напоследок отвешивает учтивый кивок. Было видно, как его будущая жена пытается держать себя в руках и, по мнению Рудольфуса, тщетно играет в аристократичную вежливость - уж больно та выходит вычурна и холодна на фоне его слов, что едва ли ускользнёт от внимания невольных свидетельниц встречи.
Кажется, это задело её даже сильнее, чем он думал. С другой стороны, Рудольфус рассчитывал на разговор двух взрослых людей, и сейчас ощутил ответное недовольство. В конце концов, Беллатриса Блэк не была земной осью, относительно которой крутился весь мир, о чём она, похоже, даже не предполагала. Ну, конечно, ведь она, мантикора её задери, Беллатриса Блэк! Это было просто смешно.
Но Лестрейндж напомнил себе о том, что вина его в этом есть. Просто, по его мнению, не в такой степени, чтобы напускать на себя натянутое безразличие. Рудо, в свою очередь, ведь был рад её видеть, и куда лучше справлялся с контролем неожиданно настигшего возмущения, нежели его будущая супруга, сохраняя доброжелательность во взгляде и возвращаясь к тем кажущимся нереально далёким временам своих последних месяцев в Хогвартсе.
Когда успела девчонка, посчитавшая забавным устроить погром в чужой гостиной, несмотря на всю свою чистокровность стать надменной леди я-вас-не-знаю? Попытка заставить его чувствовать себя виноватым? В любом случае, потупившегося взгляда и сбивчивых объяснений не будет.
Во-первых, этого предоставить ей Лестрейндж не мог, даже если бы хотел. О таком, как правило, не говорят вслух, если нет уверенности в том, что тебя стопроцентно поддержат, а вот уж чего-чего, но сейчас он не представлял, чего ждать, решись на подобные откровения. Понятное дело, очень в скором времени, учитывая уже состоявшуюся помолвку, и так станет известно, где он пропадал. Но не здесь, не сейчас. Во-вторых, сейчас было бы неплохо донести до будущей жены то, что ей придётся ему верить, а вдаваться в подробности он в любом случае не хотел - некоторые вещи будут так, а не как-то иначе, что имело связь с отсутствием ответа весьма посредственную, но так, на будущее. И последнее: сейчас были вещи намного важнее, от которых ни ему, ни ей не отвертеться, и, как уже видно Рудольфус, крайне удовлетворили глав их семейств. Матушку Беллы почему-то невольно хотелось назвать именно так.
Танец кажется невероятно долгим, а Рудо криво усмехается.
- Жду с нетерпением, - отвечает он, глядя в глаза девушки, которая, должно быть, прекрасно знает, что это не так. Раньше, в далёком детстве, он невольно задавался вопросом: действительно ли взрослым так интересны все эти приёмы и светские беседы, длинные банкеты и отточенные манеры. Но его учили, что так правильно и так надо, и сейчас смело можно было сказать, что Рудо здорово вписывался в эти празднества с дежурными улыбками, дежурным восторгом чьими-то домовыми эльфами, дежурными интересом к чужим речам, которые непременно надо поддерживать. Только внутреннее восприятие осталось тем же: не будь в его жизни всего этого вовсе, он бы ничуть не огорчился, и в действительности серьёзный вид во время таких вот бесед сохраняется в борьбе с желанием заснуть, а улыбки и прочие обязательные атрибуты - всего лишь привычка.
Наверное, будет забавно, если Беллатриса не выдержит и выскажет ему сейчас всё, что думает - а думает она, наверное, много всякого. Очень больно для гордости, но забавно. Такое ещё долго не забудется присутствующим.
Так вот, если быть честным, то где только ни видел Рудольфус на самом деле этот приём вместе со всеми домовиками-иллюзионистами. А вот поздравить Беллатрису он хотел, правда, по-нормальному, а не вот эти вот все галантные, но сухие фразы.
Не говоря уж обо всём остальном. Помолвка - это достаточный повод, чтобы о нём объявить, и Лестрейнджа даже веселила мысль о том, что было бы, если, как того и желали главы семейств, Друэлла рассказала гостям не о планирующемся шоу, а о скором замужестве виновницы торжества. Так что скажи спасибо, мисс Блэк.
- Но, признаться, шоу минутой назад перед твоими сёстрами мне понравилось. Не отказался бы от продолжения - думаю, твои домовые эльфы сильно не расстроятся, если мы пропустим их выступление, - произносит Рудо, намеренно не играя во все эти "мисс Блэк" - разве кого-то из них двоих можно этим обмануть? - когда стихают инструменты, а Друэлла объявляет шоу. Бросив взгляд сначала на отца, занятого бокалом огневиски и компанией высшего света, а после - на мать Беллатрисы - по сути, единственных людей, что могут тут заметить их отсутствие: будем честны, большая часть присутствующих здесь не ради именинницы - Рудольфус выводит будущую жену из зала. Заглянув в ближайшую комнату и убедившись, что там никого, Лестрейндж заходит внутрь вместе с Беллатрисой и прикрывает дверь.
- Давай, - разведя руками, только и сказал Рудольфус.

Довольно сложно придумать что-то более неприятное для мужчины, чем получить пощёчину. Не больно - зато получив звонкий удар по лицу ладонью Беллатрисы, Лестрейндж впервые в жизни ощутил, насколько это унизительно. Спасибо, хоть, не при всём высшем свете, уж точно сорвали бы больше внимания, чем шоу блэковских домовых эльфов. Рудо ждал претензий, вопросов, на крайний случай - нежелания о чём-либо говорить, с другой стороны, это было очень, очень в духе Беллы, которую он когда-то знал. Другой вопрос, что ему лично не приходилось сталкиваться с её праведным негодованием, и, хотя парень ощущал свою вину, гордость скулила, словно побитый пёс, требуя принять решительные контрмеры.
Чуть отвернувшись в противоположную от удара сторону, Лестрейндж на секунду прикрыл глаза - чтобы спрятать всколыхнувшееся возмущение, и шумно выдохнул. Спокойно.
Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, на что идёт, лучше многих зная, что так ценимой и тщательно воспитываемой в девочках с пелёнок покорности в Белле, мягко говоря, немного, хотя и держится она очень достойно. Парадоксально, но это была тоже одна из причин, по которой Рудольфус стоит здесь. Ему было бы куда проще не устраивать объяснения, как делается это обычно, да и просто жениться на ком-то другом, но, для начала по старшей дочери Блэков тоже на первый взгляд не скажешь, что она способна на такие бурные выражения эмоций, а потом - Лестрейндж просто не хотел видеть рядом с собой свою молчаливую тень. Его жена должна быть такой: одной из самых ярких звёзд ночного небосвода, способной окатить старосту школы вином или поддержать любое, даже самое странное предложение. Да. С характером приходилось считаться, но у Рудольфуса были на этот счёт кое-какие мысли.
Кроме того, нельзя было отрицать тот факт, что Беллатриса, даже жутко злая, кусающая губы, с пылающим взглядом и занесённой для удара рукой, красива.
Лестрейндж какое-то время молчит, медленно потирая пострадавшую щёку и решив дать Белле высказаться. На самом деле, хорошо, что её не интересуют подробности, вот только... М-да.
- Как скажешь, - ответил Рудо, отводя взгляд в сторону от гордо отвернувшейся девушки, - Только оставь этот официоз. Мне жаль, слышишь? Прости меня, Белла, - добавил парень, специально назвав её короткой формой имени.
Он не лгал: занятый по горло своими делами, он всё откладывал ответ на потом. Одна сова, потом вторая, которые после небольшой передышки, не дождавшись ответного конверта, отправились домой с пустыми лапами. А Лестрейндж сам не заметил, как прошедшее с даты отправки отложенных писем время стало исчисляться месяцами. Интересно, Белла, тебе правда всё равно или в тебе говорит гордость?
- Довольно долго я правда не мог ответить, а потом, - Рудольфус пожимает плечами, - Да, наверное, потом я ожидал чего-то подобного. А тебя бы серьёзно устроило письмо без объяснений, почему этого ответа не было столько времени - потому что рассказать я всё равно не могу - или лучше всё же поговорить лично?
А вот тыкать носом в прошлую дружбу - это уже даже некрасиво. Лестрейндж говорил спокойно, чтобы Белла не решила, что он оправдывается. Вины Рудольфуса в том, что Беллатриса не допустила такой банальной мысли: он просто уже не школьник, чья единственная проблема - сдать экзамены, не было. Ему просто нужно быть быть чуть внимательнее к ней, но на этом - всё.
- Я хочу, чтобы ты мне доверяла, Белла. Ты, возможно, сейчас считаешь, что у меня нет права просить тебя об этом - и не могу сказать, что совсем не пойму. Но я всё равно хочу, чтобы ты не ставила под сомнение мою честность перед тобой в дальнейшем: ты в числе последних людей, которым я стану врать.
Неловко. Наверняка Беллатриса не понимает, к чему он, а молчаливый сам по себе Рудо - не мастер ударяться в речи. Он даже не знал, время ли вообще переходить к вопросу, ради которого он тут, или парень сейчас рискует получить вторую горящую щеку. Кстати, о ней... Пришедшая в голову мысль заставляет его усмехнуться.
- Только давай договоримся так: вот это было в первый и последний раз, - несмотря на усмешку, голос Рудольфуса всё ещё звучит серьезно, и вопрос принципиальный. Терпеть такое на постоянной основе он точно не станет, - Круши мебель, если хочешь. Нехорошо будет, если леди Лестрейндж возьмёт в привычку отвешивать мужу пощёчины. Даже наедине. Я буду против.

- Белла, - мрачно произносит Лестрейндж, словно не услышав нарочито-отстранённых выпадов девушки. Терпеливо, будто объясняет маленькому ребёнку какую-то простую житейскую истину, - Ты находишь это смешным? Как ты думаешь, твоя мать от души посмеётся, если я выйду к ней и сообщу, что это - шутка? Шутка - это когда смешно. Хотя бы кому-то одному. Ты видишь, чтобы было смешно мне?
Рудольфус, честно говоря, ни разу не задумывался, как выглядит такое событие, как свадьба, со стороны невесты, которую просто ставят перед фактом. Для него было всё довольно просто: пришло время. И относился Рудольфус к данному жизненному шагу так же, не осложняя и не драматизируя. Возможно, он испытывал бы совсем другие ощущения от предстоящей свадьбы, если бы, как и Белла, не имел никакой возможности повлиять на её условия. Но тут они были не совсем на равных. Как бы там ни было, самого Рудо успокаивал тот факт, что это произойдёт, по крайней мере, не с незнакомой представительницей какой-нибудь иностранной фамилии, и он мог рассчитывать на то, что сможет поладить с женщиной, с которой будет делить крышу всю жизнь.
Во всяком случае, так он думал, вспоминая события двухлетней давности. И его коробило то, что Беллатриса не думает об этом. О том, что, если даже не он - всё равно долго ей ещё ходить незамужней никто не даст. Блэк должна была понимать это лучше него, ан, нет. Ну или бросаться сухими фразами для неё важнее, чем объективно посмотреть на вещи, с которыми всё равно никто из них двоих ничего поделать не может.
Рудольфус устало вздыхает. Он понятия не имеет, что сейчас можно сказать, а мысли мечутся между вариантами ответов в числе которых свести всё в шутку из разряда "Что, неужели уже были планы на кого-то другого?", сказать Белле, что они вообще-то в одном положении или просто молчать до тех пор, пока неожиданная новость не уляжется у неё в голове и она не успокоится. Но первое было бы совсем не про юмор, а второе - лукавство. Хотя теперь он не был уверен в том, что стоит упоминать о собственном вкладе в такую перемену её жизни.
- Не скажу, - произносит Лестрейндж, - Потому что я не шучу. Это не шутка. Не. Шутка, - отрывисто добавляет он, после чего качает головой, возведя глаза к потолку, - Нет, знаешь... Я понимаю, оскорблённая гордость. И я теперь не заслуживаю даже того, чтобы ты хоть немного вслушалась в мои слова и попыталась понять то, что я говорю. Но хватит. Хватит упоминать то, что было или прекрати делать вид, что тебе всё равно. Ответь честно, хотя бы самой себе: тебя так расстроило прекращение общения или только обидело то, что тебе посмели не ответить?
Рудольфус неожиданно поймал себя на мысли, что, возможно и зря он до последнего пытается решить всё как надо, проявить понимание к будущей жене. Быть может, на ответное стремление ему не стоит рассчитывать. Не хотелось в этом признаваться, но абсолютное отсутствие какой-то реакции, кроме всё того же набора фраз чистокровной леди в ответ на - ну вообще-то - искренних слов, которые дались не так просто, как могло показаться, задевало.
Сейчас Лестрейндж не понимал: Белла продолжает притворяться или оскорблённое самолюбие оказалось сильнее этого "как раньше", о котором она не устаёт зачем-то напоминать? Скрестив руки на груди, Рудо посмотрел в глаза девушке.
- Да, то, о чём ты сказала - глупо. Нет никаких "полтора года назад". Есть "сейчас". Но лучше ведь всё равно вспоминать то, что было, чем разобраться в том, что есть, правда? И если ты на самом деле теперь думаешь, что разницы между письмом и разговором нет, что моё "не могу" можно приравнять к "не хочу", что прятаться за дежурными фразами - хорошая идея, то да. Ты изменилась очень сильно. Я думал и до сих пор думаю, что должен был сказать тебе об этом сам: не послать сову, не чтобы одним прекрасным утром твоя мать сообщила, что ты выходишь замуж, а я сам. Потому, что я хочу знать твоё мнение об этом, каким бы оно ни было. Подумай об этом. Можно не сейчас, если ты всё ещё не готова перестать разговаривать со мной так, будто пытаешься пересказать учебник по этике.
Радости от Беллатрисы Рудо не ожидал. Пусть даже так принято и все через это проходят, но едва ли кто-то из девушек ждёт с замиранием сердца дня, когда родители объявят: она отправляется в чужой дом, в чужую семью, чаще всего, к малознакомому, чужому мужчине.
И всё равно ведь выходит, что он ждал от Беллы слишком многого: хотя бы попытки его понять. Но ничем таким в разговоре и не пахло. Всё, что сказал Лестрейндж, разбилось о равнодушие - искреннее или хорошо наигранное - Беллы, которая перестала строить из себя фарфоровую куклу с заученными фразами только после слов о свадьбе.
Ну не падать же ему на колени, в конце концов!
- Могу, - упрямо ответил Рудольфус, решив все-таки признаться, что будущий союз родители лишь одобрили, - Если бы не мог, мы бы не говорили сейчас об этом.

Рудо молчал, про себя невесело усмехаясь. Можно подумать, он с момента их с Беллатрисой знакомства рассматривал её в качестве будущей жены. Конечно, ему приходилось думать о том, что всё равно когда-то ему придётся привести домой жену - от него этого ждали куда сильнее, чем от младшего брата. Просто когда вопрос поднялся всерьёз, он посчитал, что они оба с Беллатрисой выиграют от этого брака. И все необходимые тонкости и условия соблюдены, и они друг другу, во всяком случае, были не противны. Когда-то. И сейчас Рудо озадачила такая реакция Блэк - лично ему не хотелось связывать себя браком с кем-то, о ком, кроме имени и вековых корней, уходящих в историю, он не знал совсем ничего. Хотелось бы верить, что шок Беллы связан только с его пропажей и появлением, неожиданными, словно снег майским днём.
И, хотя Лестрейнджу правда было не всё равно, что считает будущая жена относительно её замужества, отменять его он всё равно не собирался, да и вряд ли мог бы. Всё было решено окончательно, когда семьи договорились об этой свадьбе. Единственное, что они сейчас могут - это научиться понимать друг друга. На это и рассчитывал парень, воспользовавшись правом своего голоса в вопросе выбора невесты, а не оставив его на усмотрение отца. Лестрейндж молчит, слушая Беллу. Она говорит так тихо, что приходится вслушиваться, улавливая слова сквозь приглушённый шум из соседнего зала.
И наконец перед ним снова не надменная и холодная Беллатриса Блэк, а пятикурсница Белла - живая, чувствующая смущение и признающаяся в своих страхах.
- Боишься меня затиранить? - в шутку, но без насмешки спрашивает Рудольфус, пытаясь так приободрить Беллатрису, - Посмотрел бы на то, как ты попробуешь.
Сама мысль об этом была для него очень странной. Ну, да, Белла с характером. Очевидно, чего-то он о семье Блэков не знает. Было впечатление, конечно, что хозяйка здесь - Друэлла, а о Вальбурге так вообще ходили легенды, но чтобы...бояться? Беллатриса боится свою мать? Чтобы он сдал позиции жене? Рудо даже не мог определиться, какой из вопросов кажется ему более абсурдным. Не собираясь дрессировать Беллу дома, приучая к своим правилам, Рудольфус вообще не понимал, на почве чего у них могла бы возникнуть война. Ему сейчас нужно было не тихое приложение к себе, а надёжный тыл, и, помимо всех остальных причин, почему именно старшая дочь Блэков станет его женой, ему казалось, что Белла, как раз благодаря своему характеру, может это обеспечить. Главное - объяснить, что Лестрейндж ей не враг, а брак с ним - не клетка.
И то, что Белла, по крайней мере, делится страхами - уже хорошо. Хотя её мысли и показались Рудо очень странными, единственное, по чему можно было понять недоумение парня - его сосредоточенный вид, пока он пытался принять настолько странную для позицию будущей жены.
- Почему ты думаешь о том, чего я заслуживаю? Откуда ты знаешь, чего я хочу? Оставь это мне. Я хорошо подумал, - твёрдо произносит Рудольфус, - Конечно, есть кое-что, что видеть я буду не в восторге и даже совсем не пойму, но...давай я не буду пускаться в перечисление, тебя даже оскорбят настолько собой разумеющиеся вещи. Но я не собираюсь тебя неволить, приучать открывать рот по команде и запирать дома. В пределах разумного. В твоём лице я хотел бы видеть несколько большее, чем то, что ты рисуешь у себя в голове, представляя себя в статусе жены.
Сказать больше он пока не может. Но вместо забитой мыши, которая будет известна в обществе всего лишь как его жена - потому что именно это ждёт обычно девочек - ему нужен был друг, поддержка, возможно, в какой-то степени советник. В свою очередь Рудольфус хотел, чтобы она делилась с ним всем - вот как сейчас. Это казалось ему очень важным, и он был рад, что после не самой приятной встречи Беллатриса пустила его в личные переживания.
- Если ты обещаешь дать мне хотя бы лет тридцать, прежде чем примерять на себя роль безутешной вдовы и наслаждаться свободой, разумеется,  - снова пошутил Лестрейндж без всякого ехидства. Но вообще-то...
Непробиваемая ещё минуту назад Беллатриса, сняв свою маску сдержанной леди, сейчас была такой искренней. Под влиянием неожиданного порыва, надеясь, что Беллу не слишком шокирует такое нарушение её личного пространства, Лестрейндж делает шаг к будущей супруге, касается губами её макушки и замирает так на какое-то мгновение.
Пятикурсница, разбомбившая гостиную Гриффиндора.
В следующую секунду настала очередь Рудо почувствовать себя жутко сконфуженным.
- Буду рад, если ты сможешь надеть его на нашу свадьбу, - произносит Лестрейндж, доставая из внутреннего кармана футляр, в котором ждал своего часа серебряный гребень гоблинской работы, украшенный россыпью изумрудов, и, не открывая коробку, передаёт её в руки Беллы, давая понять, что вопрос с её замужеством уже решён и возражения бессмысленны.